В 2004 году отец Патрик Дебуа предпринял поездку по Украине, целью которой было обнаружение мест массовых расстрелов евреев в период Холокоста. В некоторой степени к этой поездке его побудили воспоминания его дедушки, французского солдата, депортированного нацистами на Украину.
ПОЛНАЯ РАСШИФРОВКА
ОТЕЦ ПАТРИК ДЕБУА Мы не может допустить, чтобы наши предки остались непохороненными, как животные. Это вопрос чести и справедливости. Евреи – это прежде всего люди. Они лежат непохороненными в центре Европы. Так что, в первую очередь, – это наш долг перед ними. Иначе, что же, нам придется предстать перед ними на небесах и сказать: ”Мы о вас не позаботились”?
ДЭНИЕЛ ГРИН: Когда в 1941 немцы напали на Советский Союз, оперативные карательные отряды, известные как айнзатцгруппы, начали перемещаться из города в город, устраивая облавы на евреев и убивая их. Обычно жертвы должны были сами рыть общие могилы. Их расстреливали одним выстрелом, и тех, кто не погибал на месте, закапывали живьем. Приблизительно 1,5 миллиона евреев было уничтожено таким образом. Эти могилы никогда не были обозначены.
В 2004 году отец Патрик Дебуа отправился на Украину, чтобы отыскать там предположительно 2 500 мест массового уничтожения евреев. Путешествуя с переводчиками, фотографами и экспертами-баллистиками, Дебуа разыскивал живых свидетелей тех преступлений. В некоторой степени к этой поездке его побудили воспоминания его дедушки, французского солдата, депортированного нацистами на Украину.
Добро пожаловать в подкаст “Об антисемитизме” – свободную трансляцию передач Мемориального музея Холокоста США. Я – Дэниел Грин. Каждые две недели мы приглашаем гостя поразмышлять о том, как антисемитизм и ненависть влияют на сегодняшний мир. У нас в гостях Президент организации”Яхад ин Унум” отец Патрик Дебуа.
ОТЕЦ ПАТРИК ДЕБУА: По моим подсчетам на Украине находится как минимум 2 500 общих могил. Мы уже нашли 800 свидетелей, присутствовавших при экзекуциях. Тогда они были детьми, им было от 6 до 16 лет. Их набирали по утрам для того, чтобы, например, приводить евреев из деревни к массовой могиле. Или чтобы забрать золотые зубы перед расправой и так далее. Конечно, могих из них уже нет, но я нашел по менышей мере одного или двух на каждую общую могилу.
И эти люди, безусловно, хотят высказаться перед смертью. Они не понимают, почему никто у них ничего не спрашивал. Очень часто я задавал им вопрос: “Кто-нибудь приходил?”
Они отвечали мне: “Нет. Никто с [19]42 года. Вы – первый”.
Тогда я говорю: ” Почему вы рассказываете?”
“Потому что Вы здесь. Вы спрашиваете нас”.
Для них это, как приобщение. Они – бедные люди, и они чувствуют, я бы сказал, братство с теми евреями, которые были убиты в их деревне много лет назад. И за шестьдесят лет все еще не похоронены.
Очень часто перед нашим уходом они просили: “Обещайте нам, отец, что вы организуете строительствo мемориала для этих людей.”
Должно быть Вы знаете, что массовые могилы вскрывались мародерами, которые искали золото. Это поистине страшное зрелище. Поэтому, по моему мнению, это недопустимо, что, строя современное общество, мы повсюду говорим о Холокосте, но не хороним его жертвы.
У нас небольшая команда. Она наполовину украинская, наполовину французская. Когда мы приходим в деревню, мы спрашиваем первого встретившегося нам пожилого человека: “Вы здесь были во время войны?”
И затем, как правило, этот человек приводит нас к своему другу, кто присутствовал во время экзекуции. Или же мы идем к священнику, и священник созывает приход и спрашивает: ”Кто присутствовал во время расстрелов?”
В иных случаях мы идем в магазин и иногда проводим там три часа. Мы ждем пожилых людей, приходящих за покупками. И постепенно мы находим свидетеля. Если мы не узнaем то, что нас интересует за один день, мы приходим снова. Иногда мы приезжаем в деревню, а они говорят: “ Мы очень сожалеем. Женщина, которая все знала, умерла в прошлом месяце”. Итак, мы опоздали на месяц. И, конечно, это происходит все чаще и чаще. Поэтому мы хотим закончить как можно скорее, нам нужно спешить, пока свидетели еще живы, потому что скоро их больше не останется совсем.
Наше побуждение, прежде всего, – это установить факты. Никто не знает, как этих людей убили, и никто не знает, где их тела. Это значит, что они были совершенно выброшены за пределы человечества.
Однажды во время наших поисков я понял, что нацисты забыли свои гильзы. Мы проверяли одну общую могилу и нашли 5 700 гильз, немецких гильз. На каждой гильзе стоит дата и заводское клеймо. Там не было ни одной советской гильзы, так что было ясно, что там не было сражения. Они убивали безоружных людей. Поэтому гильзы – одно из главных доказательств, а мы должны собрать свидетельства этого геноцида, не щадившего ни одну деревню на своем пути. Речь идет не об одном лагере, речь идет о континенте.
Вы знаете, это громадное преступление. И представьте себе, что под влиянием [Иранского Президента Махмуда] Ахмадинеджада, который утверждает на весь мир, что нет доказательств, рано или поздно люди начнут, я не скажу думать, что Холокоста не существовало, но что, возможно, евреи преувеличивают, что все это преувеличение евреев. Поэтому, моя задача собрать неопровержимые доказательства для того, чтобы никто не смог поспорить об этом и сказать: ”Этого не происходило.”